"Спасибо"
1942 год, Кирейково
Ганс Йорг Киммих (бывший 25-й П.Г.)
Был канун Рождества 1942 года. В то время мы стояли на позиции около cела Кирейково. Штаб-квартира I.R. 119, и Троссе жили в отдаленных невысоких фермерских домах деревни, которые простирались от большой площади до впадины в слегка холмистой местности.
......
Зал превратился в островок в огромном море пространства и времени, в сказочный ковчег, целиком наполненный атмосферой дома. Никто не помнил, что за стенами барака начиналась чужая страна и что война разительно контрастирует с этим праздником. Иллюзия ощущения дома, сила и слабость немцев очаровали нас и уносили вдаль от „здесь и сейчас“.
После совместного пения рождественских песен и вручения подарков мне захотелось поехать в подчинённые мне подразделения компании и на удалённые посты. Перед казармой меня ждали сани с двумя запряжёнными в них лошадьми и русский доброволец. По пути на базу мимо почтового отделения и главного пункта оказания первой помощи я ощущал себя как будто в безлюдном мире. От островка к островку этого мира, где квартировали наши солдаты, я вновь наполнялся праздничным чувством немецкого Рождества. Но в промежутках между ними великая и чужая ночь России падала на мои сани. Наконец я добрался до роты пленных русских солдат, которые строили для нас дороги и заготавливали дрова. Они жили в узком и тёмном бараке. Казалось, они уже спали. Резкий запах сажи и многих людей, дерева и сухих листьев, пахнул на меня через дверь. Контраст с беззаботной жизнерадостностью моих товарищей был огромен. Я медленно вошел в тусклую темноту и сказал: „Strassdwujte“. Затем кто-то зажег спичку, зажег сальную свечу. На двухэтажных нарах зашевелились люди, зашелестели листья, служившие начинкой матрасов. Слышался кашель и приглушённые шёпот. Лица, выхваченные из темноты неясным светом свечи, имели узкие глаза, угловатые скулы, круглые головы с всклокоченными волосами. Люди моргали и молчали. Некоторое время стояла тишина, пока на свет не появился из темноты человек. В руке он держал большой круглый предмет, и начал старательно говорить по-немецки с раскатистой буквой „Р“: „Герр оберрлейтенант, я хочу доставить Вам приятное, разрешите вручить Вам подарок“. Он подал мне лампу, сделанную из шины мотоцикла с вырезанными в ней фигурками животных, лампа имела цепочки ручной ковки для удобства подвешивания. Он и его товарищи работали над этим много вечеров после тяжёлой дневной работы - об этом он ничего не сказал.
Я взял покрышку. Лица людей, тела которых не были видны, светились тихой радостью, а глаза устремились на меня с непостижимой добротой. Что я мог им сказать? У меня вдруг исчезло чувство дома и уверенности в счастье. Вместо этого выросло другое чувство - чувство связи. Я сказал: „Спасибо“, огляделся вокруг, и снова произнёс: „Спасибо“. Немного смущаясь, я подал выступающему бутылку вина и сигареты. Некоторое время я стоял в круге света, смотрел на искусно вырезанную шину и снова сказал: «Спасибо, господа, до свидания“. Все разом прокричали в ответ: „До свидания, оберлейтенант“. Я вышел и понёс лампу к саням. Затем я ехал мимо военного кладбища в лесу, под холодными звездами, на лошадях, окутанных тёплой дымкой дыхания, сквозь снежную заметь, смущённый и счастливый, по бескрайней белой степи.
-----------------------
Стр. 82
Воспоминания местного коменданта Малиновки о зиме 1942/43 года
Проф. Ганс Глате (297-я пехотная дивизия, противотанковый истребительный батальон).
В задачи местного командира на оккупированной территории входило не только заботиться о своих войсках, то есть о своих солдатах, транспортных средствах и оружии. Особой и важной задачей был контакт с населением. Малиновка была крестьянским поселением на реке Донец с 4000 жителей.
Когда русская зима ударила по вермахту в октябре 1941 года, 65% машин противотанкового истребительного батальона 297-й пехотной дивизии, командиром которой я был, оказались неисправны. Чтобы не ждать трудоёмкой доставки запасных тягачей из дома, тракторный завод в Харькове получил заказ на производство колёсных тракторов с цепями для нас, которые лучше подходили для дорог в России, чем немецкая колесная техника, для транспортировки нашей новой противотанковой пушки калибра 7,5 см. Такие трактора широко применялись в сельском хозяйстве. Их изготовили вовремя, и теперь их нужно было пригнать к месту нашей дислокации. Для меня не имело смысла доставлять тягачи по деревенским полевым дорогам. Топливо было слишком ценно. Поэтому старосте села было поручено предоставить плуг для каждого трактора. Кроме того, каждый солдат должен был сесть на трактор, чтобы помочь крестьянам вспахивать поля на хуторе Малиновка. Около 300 украинских крестьянок в деревне воспользовались возможностью посадить кукурузу на вспаханной пашне. Целью этих мер было обеспечение населения продуктами питания. И дело было не в „приказе сверху“, а в инициативе самих войск. На мой вопрос старосте о том, хватит ли еды для населения, он поначалу не мог ответить. Через несколько дней он сообщил мне, что овса всего 5 кг. Это показалось мне грубым приуменьшением. Видимо, он опасался, что Вермахт будет претендовать на овес. Но мы были полностью моторизованы и поэтому не интересовались овсом.
.....
Стр.84
...Еще в начале работы местным комендантом, я заметил, что церковь в Малиновке, как и везде в сталинском Советском Союзе, использовалась как хранилище зерна. Итак, однажды я спросил старосту, будет ли сейчас закрытая церковь и далее использоваться только как складское помещение. Я никогда не видел, как проводятся службы. Он, к моему удивлению, сказал, что вермахт не разрешает церковные службы. После того как я заверил его, что это ни в коем случае не так, в следующее пасхальное воскресенье церковь была переполнена. Многие верующие даже собрались на площади перед нею. Службы проводил священник, проживавший в селе. Однажды он был похищен Советским Союзом и отправлен для принудительных работ на угольных шахтах Сибири.
Однажды староста попросил у меня удостоверение личности, которое позволило бы ему и двум сельским крестьянам поехать в Харьков за вином для причастия. Удостоверение личности было выдано сроком на два дня, плюс один день для покупки и ещё один дополнительный день на случай непредвиденных задержек в пути. Поскольку группа не вернулась после установленного срока, я послал мотоциклиста из отдела в качестве „следователя“, который очень скоро сообщил, что застал группу пьяными и спящими в канаве. За это староста был смещён с поста и доставлен в комендатуру соседнего села Чугуев для наказания. Необходимо учитывать, что в тылу царило военное положение. Через несколько дней мы поинтересовались по телефону, какие меры были к нему приняты. Нам сообщили, что старосту ведут на виселицу, чтобы повесить! После того, как мы преодолели первоначальный шок, я ответил, что судебное разбирательство еще не проводилось. Телефонист в штабе в Чугуеве, видимо, встревоженный моими словами, сказал, что попытается немедленно предотвратить казнь. Через несколько минут он объявил, что старосту вернули в камеру, поэтому, к счастью, казнь не состоялась. Когда я спросил у местного командира Чугуева о причинах вынесения сурового приговора, он сказал, что срок действия удостоверения был превышен, к тому же им было похищено 18 тысяч рублей. Мысль о том, что хищение советских денег для Вермахта не имеет значения, ему не приходила в голову.
Затем управление подало жалобу на отмену приговора по уголовному делу военному судье дивизии, которое он отклонил на том основании, что он несёт ответственность только за немецких солдат, а не за граждан Украины.
Чтобы воздать должное формальному нарушению, староста был приговорен командованием 297-й танковой истребительной дивизии к 10 суткам ареста за превышение срока отпуска. Это решение было отменено командиром дивизии, и дело теперь должно было рассматриваться военным трибуналом. Окончательный приговор был таков: арест на 14 суток. Таким образом, вмешательство местного командира Малиновки спасло жизнь украинского главы села.