Он не причислял себя к одной исключительной политической ориентации. В нескольких афоризмах он признает, что возможности повернуть ход истории вспять нет. В традиционализме, на его взгляд, нет достаточных оснований для каких-либо действий. Задача же реакционера состоит в том, чтобы быть стражем наследия (характерных культурных и политических черт прошлых эпох), наследия революций в том числе. Но это, конечно, не значит, что Николас Гомес Давила готов был примириться с демократией; это означает лишь, что он не хотел обманывать сам себя пустыми обещаниями о реставрации старого режима. Более того, в отношении религии, не принимая во внимание его презрение ко второму ватиканскому собору и упорную приверженность традиционной римско-католической мессе, которую он разделял с большинством католиков-реакционеров, он понимал, что большинство реакционеров (так называемых «интегралистов») - это посредственности неспособные обновить церковь.
Согласно Николасу Гомесу Давиле, основная задача реакционера в наше время – сопротивляться демократии. Под демократией он понимает «не столько политические взгляды, сколько метафизическое извращение», он определяет ее как «антропоцентрическую религию», бешеное посягательство на соперничество с Богом, даже желание превзойти Его. Тайна современности в том, что человек начал поклоняться человеку, этот мотив скрывается за каждой доктриной прогресса. Таким образом, сопротивление реакционера по природе своей религиозно. «В наше время, сопротивление реакционно, все остальное ничто иное, как лицемерный и бессмысленный фарс». При этом наиболее существенное сопротивление не обязательно состоит в какой-либо активной деятельности. «Думать иначе сложнее, чем действовать по против». Но все остатки реакции сегодня всего лишь немощная поверхностность. Более того, Николас Гомес Давила никогда не жаждал создания какой-либо утопии; он только пытался сохранять существующие ценности. Для этих целей не сила, а искусство было наиболее эффективным оружием.
Главный способ воспринимать наличие непреходящих ценностей – искусство. Хорошая живопись, например, предоставляет чувственное обогащение. Настоящий сенсуализм стремиться к наслаждению бесконечностью. Упоминание бесконечности в совокупности с бессмертностью ценностей указывает на важнейшее достижение чувственности. Если чувственное, как воплощение ценностей, устремляется к бесконечности, оно должно домогаться единственной бесконечной сущности – Бога. Это объясняет, почему для Николаса Гомеса Давилы не чувственное, а абстракция и отвлеченность ведут прочь от Бога. Подобная похвала чувственному чужда большинству современных христиан, но нельзя не вспомнить высказывание Фомы Аквинского: «Бог есть во всех вещах» (Сумма теологии, I, вопр. 8, разд.1).
Никакая система не способна объять целую вселенную понятиями. Николас Гомес Давила сильно сомневался не только в способности человека понимать мир, он также очень осторожно высказывался касательно человеческой способности поступать правильно. «Божья воля» и «искренность» не извиняют наших ошибок, а наоборот делают их еще более серьезными. Неудивительно, что он страстно верил в существование греха.
Однако Николас Гомес не просто повторяет старую критику просвещенческого поклонения абстрактной причине; он превращает скептицизм в силу. Это можно видеть из того, что он говорит о «проблемах» и «решениях» (два слова, которые появляются во всех его работах). Николас Гомес переворачивает их обыкновенное употребление с ног на голову. Для него проблемы — хороши, решения — плохи. Его главный и наиболее очевидный довод: все современные решения попросту не сработали. В действительности современный мир «утопает в решениях». Наше рассмотрение, правдивое настолько насколько оно может быть, все еще не достигает сути взглядов Николаса Гомеса. Не только современные люди не могут разрешить мировые проблемы; человек вообще не может придумать решение для своих проблем; проблемы есть то, что надо прожить, то, через что надо прожить.
------------------
Взято у https://gomez-davila.livejournal.com/
Реакционеры набираются из первых рядов зрителей революции.
В течение последних двух веков демократия сначала изгоняет реакционера, а потом обвиняет его за то, что он эмигрировал.
В мышлении реакционера остается много ребяческих пережитков, пока его не очистит пламя марксизма.
Марксист не сомневается в испорченности своего противника.
Реакционер просто подозревает, что его противник дурак.
Реакционное мышление – это не реакция страха, а реакция на преступление.
Демократу, чтобы опровергнуть аргументы реакционера, приходит в голову только сказать, что это аргументы реакционера.
Реакционер – это не ностальгирующий мечтатель, а неподкупный судья.
Женщина имеет интеллектуальную температуру той среды, в которой живет: яростная революционерка или неустрашимый консерватор, в зависимости от обстоятельств.
Она никогда не может быть реакционеркой.
Реакционер – простой диагност. Он дает определения болезни и здоровья.
Единственный врач – Бог.
Прогрессист смотрит на прошлое с иронической усмешкой.
Реакционер удовлетворяется тем, что иронически смотрит на прогрессиста.
Эмиграция – последнее средство реакционера. Последним средством демократа является террор.
Высшая мудрость реакционера была бы в нахождении места даже для демократа.
Левак называет правыми тех людей, которые находятся всего лишь справа от него.
Реакционер от левых не справа, он напротив них.