ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО И.ЭРЕНБУРГУ КАПИТАНА РОА Н.КОЗЛОВА
фрагменты
...Одна из твоих последних корреспонденций заставила обратить на себя внимание. В ней ты пытаешься натравить советских бойцов на русских рабочих и военнопленных, работающих в Германии.
Ты пишешь:
«Есть люди, купленные немцами. Они ели немецкие булки, когда вы страдали в окопах, они заполняли толом рвущие тело гранаты, они помогали немцам. Когда мы призовем их к ответу, они залепечут о принуждении, о необходимости есть каждый день хлеб. И они ели этот хлеб, запивая его немецким пивом. Простишь ли ты им, боец? Проникает ли в твое сердце жалость, или ты сам вынесешь им свой приговор?».
Кого же ты собираешься судить? Тех, кто остался на территории оккупированной немецкими войсками, когда красная армия стремительно откатывалась на восток, кто остался может быть против своей воли, не имея возможности эвакуироваться. Ведь только своим соплеменникам наркомат Кагановича подавал составы из спальных вагонов. Русские же люди уходили от ужасов фронта пешком, неся на плечах все свое имущество.
Только представители «избранного народа» имели возможность платить шоферу по 30-50 тысяч за то, чтобы отвезти их от фронта на 50 километров.
Правда, очень много было и таких, которые делали все, чтобы остаться на месте, избавиться навсегда от опеки «отца народов». Значит у людей были основания предпочитать оккупацию, чем жизнь под солнцем сталинской конституции.
................
Это твоя любовь и ненависть определяются количеством материальных единиц. Ты истошным голосом вопишь «убей немца!», потому что потерял на Монмартре принадлежащий тебе кабачок и вынужден был покинуть «горячо любимую Францию».
Судьба России для тебя всегда была безразличной.
...........
Сейчас ты пытаешься внести раздор между русскими людьми, воюющими на той стороне, с их отцами, братьями и сестрами, вольно или невольно попавшими на эту сторону. Захлебываясь от бессильной ярости, брызгая ядовитой слюной, ты грозишь:
«Мы найдем их. Они не спрячутся от нас. Мы вытащим их из подвалов, мы найдем их на дне морском, на Луне и даже на Марсе. Они не уйдут от нашей мести».
Не ты ли собираешься опускаться на дно морское и лазить по подвалам?
Позволю напомнить тебе в таком случае станцию Удельная, дачный поселок «Рабочая Москва», сентябрь 1941 года. Ты, по-видимому, не обратил внимание на прихрамывающего командира Красной армии, только что приехавшего из госпиталя и проводившего свой отпуск в этом же поселке.
А он помнит тебя, помнит твою фигуру, напоминающую старый сморщенный гриб, помнит твои оттопыренные уши, помнит, как ты регулярно, даже когда не было тревоги, с наступлением темноты уходил в свое фамильное убежище. Это делал ты, человек воспевающий мужество. Это делал ты на станции Удельная, где за все время налетов ближе семи километров не разорвалось ни одной бомбы.
В каждом твоем слове, призыве мстить, скрывается жалкий трус, садист и палач. Таким ты был всегда, таким остался и до сих пор.
«Заря» (Берлин) №79(182), воскресенье, 1 октября 1944 года, с. 2.