Патриотическое чувство, как сказано выше, обладает исключительной силой. Которую каждое политическое течение, тем паче шаткое и борющееся за упрочение своего положения, стремится поставить себе на службу. Однако революционеры, сознательно уничтожающие в огне террора все исторические верования и традиции подконтрольной им страны, сталкиваются с серьезной проблемой. Ведь патриотическое чувство как раз и питается религиозной и культурной традицией. И в этом отношении те же французские роялисты были куда большими патриотами, чем противостоящие им «хорошие патриоты» – республиканцы.
Для того, чтобы обойти этот объективный антагонизм, в революционной Франции был использован прием, впоследствии многократно отточенный в СССР: понятия «Родина» и «Отечество» в официальной пропаганде делают максимально абстрактными. Вместо исторически сложившейся совокупности различных идентичностей, выстроенных в коррелирующие иерархии, предлагается быть преданным «просто» своей стране. Рассветам и закатам, каштанам и березам, «просто» своей земле.
Такая «простота» на практике обезценивает любое слагаемое естественного патриотизма, и позволяет устранить любое из них. (Ведь важны не они – не семья, церковь, родной город или деревня – а «своя страна» «вообще».) Любое слагаемое, кроме одного – власти. Именно власть остается единственным осязаемым и конкретным элементом в этой псевдопатриотической абстракции, и именно это позволяет направить энергию патриотического чувства в узкое русло партийной лояльности.
Большевики довели эту жульническую эксплуатацию патриотического инстинкта до логического завершения, введя понятие «советский патриотизм». Как верно сформулировал Иван Ильин в своей статье «Советский Союз – не Россия!»:
«Советский патриот» предан власти, а не родине; режиму, а не народу; партии, а не отечеству. Он предан международной диктатуре, поработившей его народ страхом и голодом, открыто отменившей его сущую русскость и запретившей народу называться своим славным историческим именем».
Именно из такого партийного и антирусского «патриотизма» происходит «патриотизм» современной РФ. Но у него есть одна специфическая особенность.
Чиновник и гумус
Советский «патриотизм», как и все прочие советские идеологические концепты, был завязан на коммунистической идеологии. Конечной целью оставалась «Мировая республика Советов», а потом и «светлое будущее всего человечества – коммунизм». Нео-Нэп 1990-х внес в эту картину одну существенную поправку: старая идеологическая привязка исчезла.
Неосоветский режим, существующий ныне в РФ, является таковым не вследствие сознательной установки правящего слоя на реставрацию коммунистической системы. Как раз такой сознательной цели у них нет. Советские концепты и практики они воспроизводят потому, что, будучи сформированы в очень специфических условиях советской системы, в принципе не способны действовать по-другому. При этом мощнейший аппарат власти теперь является не инструментом для осуществления мировой революции, а своего рода кооперативом, схожим по своему функционалу с Ост-Индской компанией (о чем мы ранее подробно писали).
Если в СССР под патриотизмом понималась преданность коммунистической идеологии и партии, в РФ осталась только «партия» – официально деидеологизированная власть. Фактически, единственная конкретная фигура в неосоветском концепте «патриотизма» – это чиновник. Все остальное – абстракция, «своя земля», «просто Россия», «наша страна».
И нельзя не заметить, что в этом мировоззрении есть своя, пусть и безобразная и противоестественная, но все-таки логика. Коммунистическая тоталитарная тирания полностью или почти полностью разрушила все идентичности, которые при нормальном течении дел питают патриотическое чувство. Семья? Община? Церковный приход? Родной край? Вера? Традиции? Все это было атаковано большевиками. Об общинах и приходах, а равно и о региональной самобытности сегодня нечего и говорить – уничтожено. Перемолото в жерновах коллективизаций и голодоморов, раскулачиваний и расказачиваний. Семья же изуродована и ослаблена.
Вот и остается в итоге, что есть только земля и госаппарат. Но следовать за землей и любить землю – в буквальном смысле – сложно. Что любить? Гумус? Гравий? Кому присягать? Супеси? Гранитным выходам и песчаным отложениям? Остается государство, которое, в свою очередь, представлено вполне конкретными чиновниками. Именно они, методом исключения, и получают право вещать от имени «родного и любимого» гумуса с с песком. Ничего другого у изуродованного и ограбленного неосоветского обитателя просто нет.
По этой-то причине жители РФ и отождествляют сегодня патриотизм с лояльностью властям. И потому же остаются непонятыми в Европе и США, где, несмотря на все усилия левых, естественная форма патриотизма сохраняется, ибо сохраняются и многочисленные естественные идентичности.
Что же касается путей преодоления этого уродства, то выбора здесь, по большому счету, нет. Пытаться выбить неосоветский «патриотизм» либеральным космополитизмом невозможно, ибо едва ли возможно что-то более космополитическое, чем большевицкий погром исторической России. Смена власти будет означать лишь смену объекта «патриотического» обожания, а космополитическому отрицанию просто нечего будет отрицать. (Собственно, именно это и наблюдалось в 90-е годы.) Единственным лекарством может стать лишь возвращение к Традиции во всем ее многообразии. Которая, пробуждая к жизни все ранее перечисленные естественные идентичности, в итоге неизбежно реанимирует и нормальное чувство патриотизма.
Вся статья https://harbin.lv/sovokuplenie-chinovnika-s-gumusom