gallago (gallago) wrote,
gallago
gallago

Categories:

Из дневника Л. Шапориной

из ЖЖ  С.Фомина

«В воскресенье 30-го я поехала к Тамаре Александровне [Колпаковой, микробиологу] […] Поздравила ее с освобождением города. “Я не радуюсь, – сказала Т.А. – Народ побеждает, но на нем столько сидит паразитов, что ему не освободиться”. […] Уж очень пессимистично настроена Тамара Александровна. “Я не говорю, много было сделано, многое достигнуто, война организована, но сейчас народ перерос все это, старое должно уступить свое место новому”».
1 февраля 1944 г.

«Вдруг, неизвестно почему, почувствовала, что мне душно, душно в России.
Народ-гигант посажен в клетку для попугая; в колечках сидят попугаи и кричат: “Да здравствует, Heil Sталин”, а народ корчится в этой клетке; вроде той, которую придумал La Balue при Людовике XI, где ни встать, ни сесть, ни лечь.
Я устала от мелкопровинциальной светской жизни, без известий с Запада; жизни без горизонта, полуголодной, полухолодной, полукаторжной и абсолютно рабской. И знать, что умру нищей, ничем не в состоянии помочь сыну, и он будет нищим, и Сонечка, это ужасно, этот режим не может существовать. Русский народ его перерос. Русский народ завоевал себе свободу. Душно, душно».
10 февраля 1944 г.

«Корнилов передал рассказ партизана: снаряд обходится им [в] 1 р. 40 к. Немец не стоит такой цены. Пленных партизаны брать не могут, им некогда с ними возиться, нечем их кормить, и они их уничтожают. Но так как расстреливать дорого, они их прирезывают ножом».
17 февраля 1944 г.

«Сейчас начинается самое страшное и ответственное. По слухам, население само уходит от Красной армии, от советской власти, от коммунизма. Это рассказывают потихоньку все корреспонденты, Руднев (еврей) говорил Анне Ивановне. Племянница Анны Петровны была с армией под Дорогобужем, народ приглядывается, насторожен. С немцами хорошо жили. А мы будем вводить насильственную нищету, будем вешать всех, кто за два года с немцами говорил.
Вот тут должен быть какой-то поворот. Жизнь не может так дальше идти. Двадцать шесть лет нищеты и всяческой лжи. По тем же слухам, расстрелянные в Катынском лесу поляки – это дело рук НКВД, служи хоть десять панихид. И нам можно вкрутить очки, да и без вкручивания мы всему обязаны верить. А заграницу не проведешь панихидой».
19 февраля 1944 г.

«Опубликованы лозунги, теперь “призывы” в честь дня Красной армии. Они занимают две трети листа, и ни разу не упомянута Россия. Например: “Да здравствует Советский народ, народ-герой, народ-воин”.
Что за сапоги всмятку в головах у тех, кто это пишет. Вероятно, не русские они. Советы – понятие политическое, а где нация, где страна? Одно время стали было писать Русь, Россия, а теперь, видно, испугались каких-нибудь симптомов, и Россия опять стала Совдепией. Больно, больно за такой народ. Будущее покажет, русский герой или раб.
И храбрость от рабства. Не хочу верить».
21 февраля 1944 г.

«Все говорят, что все население Эстонии поднялось против нас. Глинка говорил, что в прошлом году ему довелось много бывать в госпиталях, читать солдатам и слышать их мечты, их веру в уничтожение колхозов, в новую жизнь. Он в это не верит и настроен очень пессимистично, как и большинство. А я вот верю».
28 марта 1944 г.

«При первом же свидании Бондарчук меня предупредил, чтобы я бросила всякую переписку с английскими родственниками. Теперь à la page [в моде (фр.)]: немецкая разведка нам уже не страшна, а выискивают и вылавливают английскую и американскую! В pendant [пару (фр.)] к этому один партиец говорил Елене Ивановне: нам предстоят более близкие сношения с союзниками. Но надо помнить, что они нам чужие.
И вот слежка за всеми, кто что читает, кто о чем говорит и т.д.
Час от часу не легче».
22 сентября 1944 г.

«Никита привез из Москвы слух, что в Иране нашим офицерам запрещено категорически разговаривать с англичанами под угрозой ареста! Ну и страна! Если они боятся пропаганды, то такой запрет хуже всякой агитации. Не расстреляем ли мы или вышлем в Сибирь все те войска, которые теперь находятся за границей? […]
…Чем победоноснее мы движемся на запад, тем грустнее мне становится, неужели мы понесем туда нашу нищету и террор, сердце сжимается, и ничего светлого я от окончания войны больше не жду. И страшно за страну, которая столько пролила крови».
4 октября 1944 г.

«Племянница Анны Петровны жила во время эвакуации в Котласе, городе ссыльных. Ей пишут, что теперь туда привозят сосланных из Эстонии и Буковины! Освободители! Какой ужас. Нашим военным строжайший запрет общаться с иностранцами, даже союзниками. Что мы: народ-раб от природы или юный народ, накопляющий силы?»
28 ноября 1944 г.

Tags: мемуар
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments