У концепции прав человека есть две ярко выраженные проблемы – абстрактность и парадоксальность. Вторая заключается в том, что права человека преподносятся как комбинация с либерализмом и демократией, с которыми они, как мы выясним немного позже, несовместимы(при этом все три категории являются разрушительными и сводят народы в могилу). Первая прежде всего заключается в том, что «человек» в рамках данной концепции является лишь абстракцией. Об этом пишет французский философ Жозеф де Местр в своей книге «Рассуждения о Франции»: «Конституция 1795 года, точно так же, как появившиеся ранее, создана для человека . Однако в мире отнюдь нет общечеловека . В своей жизни мне довелось видеть Французов, Итальянцев, Русских и т. д.; я знаю даже, благодаря Монтескье, что можно быть Персиянином , но касательно общечеловека я заявляю, что не встречал такового в своей жизни; если он и существует, то мне об этом неведомо. (…) Эта конституция может быть предложена любым человеческим общежитиям, начиная с Китая и кончая Женевой. Но конституция, которая создана для всех наций, не годится ни для одной: это чистая абстракция, схоластическое произведение, выполненное для упражнения ума согласно идеальной гипотезе и с которым надобно обращаться к общечеловеку в тех воображаемых пространствах, где он обитает.»
У всех народов, культур и цивилизаций никогда не было единого идентичного законодательства, форм правления, единой системы отношений между разными общественными категориями. Поэтому подобный подход к пониманию общества, в рамках которого существует мнение, что одни и те же политические практики могут работать в совершенно разных национальных и культурных средах(частью подобного подхода и является концепция прав человека) в полной мере несостоятелен, ибо эмпирика показывает, что идея прав человека, демократии, либерализма и прочих смежных категорий в разных национальных, культурных и общественных средах реализуется совершенно по-разному, а где-то они не поддаются реализации вообще. Следовательно, т.к. существует слишком много типов людей, для них[людей] должны существовать и соответственно разные права, иначе это противоречило бы объективному положению об отсутствии единого человечества и всех вытекающих отсюда аспектов.
...
На этих основаниях \общих прав человека\ были совершены вторжения в Иран, Ирак, Ливию и Афганистан, когда – мнимым или реальным – нарушением прав человека с юридической точки зрения была обоснована интервенция, тем самым подобные действия впоследствии также приводят к попиранию декларируемых прав человека. Причём подобное всегда происходит под лозунгами «свободы, равенства, братства», «гуманизма», и т.д. Огромная разница между нациями, кульутрами и цивилизациями не даёт возможность выделить общие ценности для всех народов, и когда провальность подобного рода унификации подтверждается практикой, сторонники концепции прав человека готовы пойти на крайне агрессивные меры, вплоть до военных конфликтов. – Именно это заметное свойство идеологии прав человека показывает её парадоксальность.
В современном мире либерализм, демократичность и концепция прав человека всегда выступают в одной комбинации как нечто неразрывное и взаимодополняющее, в действительности демократия и права человека несовместимы. Так, концепция прав человека стремится сделать политику минимальной, чтобы взаимоотношения в рамках общества регулировались исключительно моралью и правом, в то время как демократия предполагает постоянное участие общества в политической сфере, и именно это является неотъемлемым элементом качественного функционирования демократии. Кроме того, идея прав человека может специально насаждаться вопреки воле народа(демоса), наперекор народному суверенитету – другими словами, вне зависимости от мнения определяющего в демократической системе большинства. Ярким тому примером может служить замечание, сделанное русским социологом Питиримом Сорокиным в его работе «Социология революции» — так, Сорокин указывает на то, как сторонники прав человека во времена Великой Французской Революции провозглашали, что «воля народа – высшая ценность», но когда у Робеспьера отсутствует уверенность в «правильности» воли народа, то он пишет: «Добродетель на земле всегда осуществляется меньшинством»; народное утверждение приговора о казни короля отклоняется 424 голосами против 483, ибо, по словам Сен-Жюста, «обращение к народу грозит восстановлением монархии». Позже — знаменательный декрет о 2/3 членов Конвента, которые, зная, что их не переизберут, принудительно навязывают себя народу, и т. д — словом, — попирание этой воли народа.
Во-вторых, права человека описываются как права индивида – индивидуальные права, но при всём при этом многое из того, чему приписывают статус «прав человека», вообще невозможно отделить от форм коллективной идентичности. Скажем, право человека говорить на родном языке является правом представителя народа носителю национальной социокультурной традиции – представителю полноценного сообщества, коллектива, а не человеку как индивиду. В этом случае коллективное право народа превалирует над правом субъективным и индивидуальным, из чего следует, что современный либерализм также несовместим с идеей прав человека как правами индивидуальными.
В-третьих, либерализм провозглашает, что человек свободен делать все, что не препятствует свободе другого человека, однако, опять же, сами либералы игнорируют это правило, если кто-то не согласен с их вырожденческими идеями; права человека также устанавливаются либералами вопреки «правам народа». Если образ жизни, исторические традиции, общепринятые моральные нормы какого-либо народа не соответствуют либеральной западной традиции, то сторонники прав человека считают, что у них есть все основания для вмешательства в жизнь этого народа, тем самым отрицая его право жить в соответствии со своими многовековыми культурными устоями. Но если люди вольны делать все, что им вздумается, до тех пор, пока их свобода не ущемляет свободу других, то почему народы, обладающие обычаями, кажущимися нам предосудительными или шокирующими, не могут им следовать до тех пор, пока они не навязывают эти обычаи другим?
И, наконец, в-четвертых, идеология прав человека провозглашает наличие и уникальность множества индивидов, а также равенство, тождественность всех индивидов в смысле их изначальной идентичности. Насчет этого А. де Бенуа высказал замечательную мысль: «Если все люди ценятся, если они фундаментально одни и те же, если «все люди такие же, как другие», если среди них трудно выделить уникальную личность, значит, они взаимозаменяемы. Различие между ними, таким образом, конституируется не их индивидуальными качествами, но их большим или меньшим количеством. Другими словами, абстрактное равенство необходимо противоречит провозглашаемой единичности субъектов. Никто не может быть одновременно уникальным и абсолютно тождественным другим.