Белая женщина, которая хотела изменить мир
Как многие другие белые девушки из среднего класса пригорода Нью-Йорка, я решила служить отверженным и угнетённым. Я знала, что достойно жить на свою зарплату никогда не смогу, но эта жертва будет стоить того удовлетворения и морального превосходства, которое я буду испытывать над своими друзьями-бизнесменами. Подобно городской Джейн Гудолл, я отправлюсь в джунгли гетто и буду защищать благородные души от привилегий и высокомерия злых белых. Я искренне считала, что возмещу ущерб, причинённый ужасными поступками моих предков. Первой работой, которую я, став взрослой, получила, была в дневном центре приюта для жертв домашнего насилия на Стэйтен-Айленде, в Нью-Йорке. Этот центр входил в сеть организаций, управляемую крупным благотворительным фондом «Сэйф Хорайзон». Там у меня произошла первая реальная встреча с чёрными и латиноамериканцами. Моими руководителями были чёрные и латиноамериканцы. Женщины, поступавшие в центр, были чёрные и латиноамериканки (белые женщины туда никогда не поступали). Я же была одной из немногих белых во всём районе. Я чувствовала, что должна дать понять этим женщинам и их детям, что белые люди им не враги. Я считала, что, если у меня получится убедить их смотреть на меня как на доброго человека, а не как на «белую», то я смогу помочь им вос- 15 принимать весь мир позитивнее. Я была убеждена, что во мне не было ничего такого, чего можно было бы опасаться, а моё великодушие будет, конечно же, всеми замечено и оценено по достоинству. Попадавшим туда женщинам не нужно было доказывать, что они подверглись насилию; от них просто требовалось предоставить рапорт из полиции, в котором было их заявление о том, что они подверглись насилию. Позднее, беседуя с матерями, я выяснила, что всё, что им нужно сделать, чтобы попасть в приют, это зайти в участок и заявить, что на них напали. До того, как я попала на эту работу, я бы никогда представить себе не могла, что можно лгать о том, что на тебя совершено нападение.
Женщинам можно бесплатно пребывать в приюте в течение трёх месяцев, а затем их дела подаются на рассмотрение для продления. Дальше, для получения разрешения на дальнейшее пребывание в приюте, им нужно казаться испуганными или рассказать болееменее связную историю. В нескольких случаях женщины жульничали и им удавалось оставаться в приюте в течение почти двух лет. Большинство въезжали в квартиры, некоторым удавалось заполучить комнатки с общей кухней и холлом. Моя работа в дневном приюте заключалась в том, чтобы следить за детьми, в то время как матери устраивали свои жизни. Я также помогала устраивать их детей в местные школы, так как они проживали в совершенно новом районе и, как предполагалось, никому не говорили о своём местопребывании из страха, что злоумышленники их разыщут. Я целиком отдавалась детям, многие из которых, подобно их матерям, подверглись жестокому насилию. 16 Я считала, что те женщины, которые не работали, не ходили в школу и ничем, кроме того, что заводили много детей, не занимались, окажутся хорошими специалистками по воспитанию детей. Мне думалось, что особенно латиноамериканки, которые, казалось бы, поголовно имеют многочисленное потомство и для кого расплод является главной жизненной установкой, могли бы обучить американок новым методам по уходу за детьми, что было бы неплохим вкладом во всё наше общество. Однако, меня ужаснуло то, как чёрные, так и латиноамериканские мамаши обыкновенно оставляли своих детей лежать в грязных подгузниках, из которых сочился кал.
Поздно ночью они ходили на сеансы взрослых фильмов ужасов вместе с детьми, которым было меньше 10 лет. Они позволяли детям играть на улицах с оживлённым движением, нимало не беспокоясь об их безопасности. Свои квартиры они замусорили коробками от пиццы, банками из-под колы, грязной одеждой и перевёрнутой мебелью. Я была шокирована, но не сдавалась. Я стала оставаться сверхурочно после того, как моя смена кончалась, занимаясь детьми так, как если бы это были мои собственные дети. Я мыла их запревшие от поноса тела и убирала их загаженные квартиры. Я сидела с больными детьми в то время, как их мамаши ходили покупать пиво и сигареты на деньги WIC (Women, Infants and Children, — «женщины, младенцы и дети», — программа помощи женщинам, младенцам и детям до пяти лет из семей с недостаточным доходом, — перев.), готовясь к свиданию с очередным альфонсом из гетто. Я устраивала дни рождений для детей и ходила в школу решать их проблемы вместо их матерей, 17 потому что тех нельзя было тревожить. Такой самоотверженностью я не снискала себе ни уважения, ни должной оценки. Матери назвали меня «белой нищенкой» и «белой сучкой», в то время, как я трудилась, выполняя за них их же обязанности.
по службе меня не продвигали, а отзывы сотрудников и содержавшихся в приюте женщин обо мне были более, чем скупые. У меня сложилось такое впечатление, 18 что ключом к приобретению авторитета и продвижениям по службе в этом обществе является умение тусоваться и неформально общаться, а тяжкий труд не приветствуется и презирается. Когда я предлагала новые планы по работе, сотрудники их отвергали, ведь тогда бы им пришлось работать, что они делали лишь тогда, когда их заставляли. На меня жаловались приютские женщины. Некоторые говорили, что я высокомерна и показываю своё превосходство: «Она думает, что она лучше нас, потому что училась в колледже!». Директор-негритянка, сказала мне, что я не имею права щеголять своим привилегированным образованием. Например, ношение футболки с названием моего колледжа было сочтено оскорбительным. Я попадала в затруднения в тех ситуациях, когда я рассчитывала на то, что женщины будут соблюдать правила пользования дневным детским садом. С 15:00 до 17:00 туда приводили детей всех возрастов для того, чтобы мамаши могли справляться с домашней работой (у руководства, однако, хватало мозгов, чтобы понимать, что они не умеют и не станут этим заниматься). Если они не занимались домашними хлопотами или не приносили уведомление о том, что они устроились на работу, то они, должны были заботиться о своих детях самостоятельно. Но, фактически, матери всегда сваливали детей в дневной сад, чтобы можно было встречаться с ухажёрами. Этим обманом занимались все, но я пыталась придерживаться инструкций. Как-то я в последнюю минуту отказала одной женщине взять её детей. Она пошла к директору и нажаловалась на меня. Меня вызвали в кабинет директора, где эта женщина сказала: «Вы не хотите брать мо- 19 их детей, потому что Вы думаете, что Вы лучше нас». Разумеется, директор встала на её сторону, отчитала меня перед нею и отменила моё решение. Мошенничество матери сработало, а я должна была взять её детей на весь день. Я считала, что наша программа была направлена на то, чтобы помочь женщинам стать хорошими матерями своим детям, а не сдавать их при любой возможности в дневной садик. Отчитав меня за то, что я следовала инструкциям и пыталась предотвратить обман, директор обвинила меня в расизме и добавила: «Мы существуем для матерей, а не для детей». В тот день я ушла домой в слезах. Меня поразили две вещи; я не могла понять, почему они считают, что я расистка; и для каких бы целей ни предназначался приют, интересы детей должны быть на первом месте. После почти двух лет работы в приюте я решила поискать другую работу...
-------------
Взято в
Джаред Тэйлор Фонд «New Century» Оуктон, Вирджиния, США
ЛИЦОМ К ЛИЦУ С РАСОЙ