рассказывает о влиянии США на принятые в 1935 году в Нюрнберге антиеврейские законы. Ее автор Джеймс Уитман, профессор права Йельского университета, ставит на первое место в анализе три нюрнбергских расовых закона, которые были одобрены Рейхстагом 15 сентября 1935 года и представляют собой значимый этап в изоляции евреев в немецком обществе. В законе о гражданине Рейха описывались две категории немцев: обладавшие правами граждане и лишенные их подданные. Закон о защите немецкой крови и чести в свою очередь запрещал браки евреев с неевреями. Оба они, по мнению Уитмана, вдохновлялись американскими расовыми законами.
В Нюрнберге Германия не стала вводить американскую систему сегрегации с «отдельной, но равной» (распространенная в те времена ложь) инфраструктурой (школы, автобусы, туалеты…). Как бы то ни было, у двух законов о гражданстве и браке были эквиваленты в том, что касалось дискриминации населения США по цвету кожи. В 1901 году Верховный суд постановил, что жители Пуэрто-Рико и Филиппин (аннексированы по итогам испано-американской войны 1898 года) получают статус поданных, но не граждан. Индейцы в свою очередь получили гражданство только в 1924 году. Что касается афроамериканцев, несмотря на упразднение рабства в 1865 году и принятие 14 и 15 поправок (они в теории гарантировали им гражданские права), их право голоса, по меньшей мере, до 1960-х годов, существенно ограничивалось рядом юридических ухищрений вроде тестов на грамотность.
Браки белых и черных были запрещены в большинстве американских штатов до Второй мировой войны. То же самое зачастую касалось браков белых с азиатами и индейцами. Нацистам также пришелся по душе закон 1922 года, который предполагал лишение гражданства за брак с азиатом. Добиться систематического признания «межрасовых» браков удалось только после громкого дела «Лавинг против Виргинии».
Как пишет Джеймс Уитман, «американское право предоставило нацистам нечто очень важное для современных юристов: подтверждение того, что ветер истории дует в их направлении. Их Америка была той, что описывал Гитлер: динамичная страна, чье расовое сознание породило первые существенные движения в направлении расового порядка, который Германии предстояло довести до совершенства». В 1924 году в «Моей борьбе» Гитлер превозносил американцев, видя в них единственных, кто «не пускают на свою территорию нездоровых иммигрантов, лишают права на получение гражданства представителей определенных рас, (…) понемногу приближаются к расистской концепции роли государства». Впоследствии стоит отметить множество благосклонных высказываний об американских законах в прессе нацистской партии, а также их подробнейший анализ в немецких журналах. Все это, по мнению Уитмана, подрывает аргументы других специалистов о том, что отсылки к США были призваны лишь придать респектабельности нацистской пропаганде.
....
Как ни удивительно, нацисты посчитали слишком жестким действовавшее тогда в нескольких американских штатах правило о том, что если у человека есть хоть один черный предок, он тоже считается черным вне зависимости от степени родства. В конечном итоге в немецком законе указывалось, что евреем является любой человек, на дедушек и бабушек которого приходится три еврея. Кроме того, евреем считался любой человек с двумя евреями среди бабушек и дедушек и принадлежавший к иудейской общине или вступивший в брак с евреем.
....
\Уитмен\ указывает на параллели между нацизмом и американской идеологией «белого эгалитаризма»: речь идет о борьбе со статусным неравенством и аристократией при параллельном утверждении существования привилегированной расы. Проявления этого менталитета он видит в работах президента Эндрю Джексона (1829-1837), а также, век спустя, в восхищении нацизмом у ряда американских политиков и военных.
Анализ Джеймса Уитмана заставляет задуматься об американских юридических традициях. Нацистские преступления и сегрегация протекали в совершенно разных условиях: с одной стороны — сильное фашистское государство, с другой стороны — южные штаты без центральной власти и крепкой организации, где самосуд был вполне обычным делом. Тем не менее нацисты восхищались американскими традициями общего права, которое формируется на основании юриспруденции и личных решений судей (в отличие от нашего римского права, где первостепенную роль играют принятые государством законы). Защитники общего права утверждают, что оно с большим вниманием относится к свободам, однако нацисты усмотрели в нем больший потенциал для самоуправных решений и свободы интерпретации. В США это экспериментальное право позволило администрации Рузвельта запустить крупные экспериментальные проекты вроде «Нового курса» вопреки позиции Верховного суда, но в то же время предоставило противникам отмены сегрегации способы обойти закон.
В конечном итоге, автор считает, что это восхищение должно найти свое место в американской «национальной истории», где оно слишком часто вытесняется в тень образом страны как лидера свободного мира во время Второй мировой войны. По иронии истории часть американской прессы представила в сентябре 1935 года нюрнбергские законы как месть Америке. Виной всему стал третий закон, закон о флаге Рейха, который сделал свастику символом страны. Двумя месяцами ранее коммунистические активисты пробрались на стоявшее в нью-йоркском порту судно SS Bremen, сорвали флаг со свастикой и бросили его в Гудзонов залив. Несколько дней спустя судья-еврей отпустил виновных на свободу: Луис Бродский посчитал свастику «черным флагом пиратства» и назвал нацизм «восстанием против цивилизации». Госсекретарь Корделл Халл принес извинения Германии, после чего Гитлер приветствовал «достойный и честный» ответ администрации Рузвельта, тогда как Геринг осудил «заносчивого еврея», который освободил злоумышленников. 80 лет спустя Джеймс Уитман решил посвятить свою книгу «призраку Луиса Бродского».
(С сокращениями)
Slate.fr, Франция
Жан-Мари Поттье (Jean-Marie Pottier)