русский фашизм Павла Флоренского

Во время  судебного «процесса Бейлиса»  отец Павел Флоренский  встаёт на сторону черносотенцев,  становится духовником ещё одного черносотенного литератора — Василия Розанова.

Революцию он приветствовал как «очищающий Апоклипсис», который очистит землю от вырожденцев, и, в частности, и от Православной церкви, которую он считал отмирающим организмом. Флоренского неожиданно поддерживает Лев Троцкий, и устраивает его в Главэнерго, где священник работает над планом ГОЭЛРО.

В середине 1920-х Флоренский разочаровывается в большевиках, считая, что они обманули интеллектуалов, введя в стране демократию — власть черни. Богослов увлекается фашизмом, и скоро приходит к выводу, что только эта идеология может спасти Россию от остатков прогнившего царизма (в виде культуры) и демократии большевиков (в виде политики). В 1928 года за фашизм его подвергают ссылке в Нижний Новгород. Жена Горького Пешкова добивается для него разрешения эмиграции. Но Флоренский непреклонен, он отвергает поездку в Прагу, где для него уже было готово место профессора в университете — ради идеи борьбы за фашизм в России.

В 1933 году его арестовывают по делу «национал-фашистского центра» и дают 10 лет заключения.  В научном отделе БАМЛАГа Флоренский делал инженерные расчёты железнодорожных путей. Именно в этом лагере Флоренский по просьбе следователей пишет трактат «Предполагаемое государственное устройство в будущем» — те хотели понять, за что же борются русские фашисты. (Поняли?)

Далее был новый лагерь — Соловецкий.  В 1937 году богослова расстреляли.

Мы даём основные тезисы Флоренского из его трактата, как должно выглядеть идеальное государство фашизма.

«- Православная Церковь в своём современном виде существовать не может и неминуемо разложится окончательно.

— Политическая свобода масс в государствах с представительным правлением есть обман и самообман масс, но самообман опасный, отвлекающий в сторону от полезной деятельности и вовлекающий в политиканство.

— Политика есть специальность, столь же недоступная массам, как медицина или математика, и потому столь же опасная в руках невежд, как яд или взрывчатое вещество. Отсюда следует соответствующий вывод о представительстве: как демократический принцип оно вредно, и не давая удовлетворения никому, в частности, вместе с тем ослабляет и целое.

— Государство должно быть экономически изолировано от внешнего мира, а его границы – закрыты для любого вторжения ядовитой культуры распадающихся капиталистических государств.  \Автаркия\

— Ни одно правительство, если оно не желает краха, фактически не опирается на решение большинства в вопросах важнейших и вносит свои коррективы; а это значит, что по существу оно не признаёт представительства, но пользуется им, как средством для прикрытия своих действий.

— Но, отрицая демократическое представительство, правительство должно быть чутко к голосу тех лиц или групп, которые действительно могут сказать нечто полезное правительству, специалистов тех или других отраслей, той или другой научной дисциплины, того или другого района, того или другого психологического склада.

— Начиная от тончайших построений физико-математических наук, кончая достаточно элементарными средствами существования — все стороны жизни наполнены ядовитыми продуктами жизнедеятельности человечества и заняты разрушением самих себя. Наука учит не бодрой уверенности знания, а доказательству бессилия и необходимости скепсиса; автомобилизм — к задержке уличного движения; избыток пищевых средств — к голоданию \мы видим сейчас нарушение обмена веществ, массовое ожирение во многих обществах\; представительное правление — к господству случайных групп и всеобщей продажности; пресса — ко лжи; судопроизводство — к инсценировке правосудия и т. д.

— Такова же судьба различных видов политического устройства государства. От демократической республики до абсолютной монархии, чрез разнообразные промежуточные ступени, все существующие виды правового строя не несут своей функции. Нельзя обманываться: не война и не революции привели их к тяжёлому положению, но внутренние процессы; война же и революция]лишь ускорили обнаружение внутренних язв.

— Может быть, какими-либо искусственными мерами и можно было бы гальванизировать на какое-то время труп монархии, но он двигался бы не самостоятельно и вскоре окончательно развалился бы.

— Республики кажутся в несколько лучшем положении, но это так только потому, что при менее определённой структуре они легче подчиняются посторонним силам, сохраняя, однако, свою видимость.

— В основе внутренней политики государства должен лежать принципиальный запрет каких бы то ни было партий и организаций политического характера. Оппозиционные партии тормозят деятельность государства, партии же изъявляющие особо нарочитую преданность, не только излишни, но и разлагают государственный строй, подменяя собою целое государства, суживая его в размерах и, в конечном счете, становясь янычарами, играющими верховной государственной властью.

— Никакие парламенты, учредительные собрания, совещания и прочая многоголосица не смогут вывезти человечество из тупиков и болот, потому что тут речь идёт не о выяснении того, что уже есть, а о прозрении в то, чего ещё нет. Требуется лицо, обладающее интуицией будущей культуры, лицо пророческого склада.

— Это лицо на основании своей интуиции, пусть и смутной, должно ковать общество. Ему нет необходимости быть ни гениально умным, ни нравственно возвышаться над всеми, но необходимой является гениальная воля, — воля, которая стихийно, может быть даже не понимая всего, что она делает, стремится к цели, ещё не обозначенной в истории.

— Как суррогат такого лица, как переходная ступень истории появляются деятели вроде Муссолини, Гитлера и др. Исторически появление их целесообразно, поскольку отучает массы от демократического образа мышления, от партийных, парламентских и подобных предрассудков, поскольку даёт намек, как много может сделать воля. Но подлинного творчества в этих лицах всё же нет, и надо думать, они — лишь первые попытки человечества породить героя.

— Будущий строй нашей страны ждёт того, кто, обладая интуицией и волей, не побоялся бы открыто порвать с путами представительства, партийности, избирательных прав и прочего, и отдался бы влекущей его цели.

— Все права на власть, избирательные (по назначению), — старая ветошь. На созидание нового строя, долженствующего открыть новый период истории и соответствующую ему новую культуру, есть одно право — сила гения, сила творить этот строй.

— И как бы ни назывался подобный творец культуры — правителем, императором или как-нибудь иначе, мы будем считать его истинным самодержцем и подчиняться ему не из страха, а в силу трепетного сознания, что перед нами живое явление творческой мощи человечества».